– И-и-и! – попробовали было завизжать нежные гурии, пытаясь закрыть длинными черными волосами лица и все оставшиеся без прикрытия прелести.
– Тихо! – негромко, но очень четко скомандовал гусарский ротмистр, метнув на переполошившихся девиц гневный взгляд. – Тихо, вам говорю! Я – Багратион.
Происшедшее далее могло быть внесено в хроники султанского гарема, ежели таковые когда-то велись. Увидевшие незнакомца прелестницы разом вдруг замолчали и начали почтительно склонять головы в поклоне.
– Да-да, он Багратион, – подтвердил для пущей убедительности Лис. – Честное слово, Христом-Богом клянусь! Капитан, а шо это они?
– Ты что же, не видишь, — пояснил я, – это сплошь грузинки и черкешенки, их всегда охотно приобретали в гаремы за изысканную красоту.
– Кто спорит! Ну и шо?
– А то, что Багратион в России князь, а у себя, в горах Кавказа, – он царевич, причем из очень уважаемого и в тех местах рода.
– Не, ну где ж справедливость? — возмутился Лис. – Шо ж мы тогда в киоске парились? Барышни, не толпимся, не создаем очередь, Багратиона на всех хватит. Давайте-ка без суеты и шума! Нам отсюда нужно по-тихому выбраться, я думаю, вы не откажете в такой малости своему законному без пяти минут государю. Барышни, не надо отламывать от его высочества кусочки на память! Князь, ну скажите им, в самом деле! Сударыни, я запомнил ваш адресок, мы непременно вернемся.
Слабо одетые Лис и Роман Багратион стояли посреди небольшой залы, и десятка два соплеменниц бравого гусара с грустью провожали царевича и его спутника.
– Блин, Капитан, видел я это все в саркофаге под мумией! Это ж беспредел какой-то! Меня тут общупали, точно я их гашиш под кожей вывожу! Ну шо, мадамы, всему хорошему приходит конец, мы с вами прощаемся, но, даст Бог, ненадолго. Давайте, подруги, нажимайте пружины на раз-два-три. Раз! Два! – Сергей обернулся к стоящему рядом Багратиону. – Ну шо, князь, через мусоропровод к славе и победе!!
Герои нужны в минуты опасности, в остальное время герои опасны.
Габриель Лауб
Ясное безоблачное утро 25 мая 1806 года стало последним в жизни многовековой империи, известной как Османская Порта. Селиму III не пришлось наблюдать воочию побоище, разыгравшееся перед рассветом у стен Константинополя, но доносившиеся в уединенный киоск вопли и стоны с каждой минутой все более добавляли седины в его черную дотоле бороду.
В начале боя все развивалось именно так, как сулил почтеннейший ибн Батик. Примерно с полуночи русские войска начали грузиться на корабли, и шумная суета, царившая в лагере, не оставляла сомнений, что время для решительного удара выбрано абсолютно точно. Но всякий обман лишь тем отличается от правды, что слишком на нее похож.
Когда опьяненные аракой и парами гашиша воины султана рванулись в атаку, находившиеся в лагере обозники бросились наутек, суматошно отстреливаясь, но вовсе не стремясь найти смерть под ятаганами турок. Успех и трофеи кружили головы нападавших, и наступление их, с самого начала не особо стройное, вскоре напрочь утратило порядок и управление. В этот-то момент заранее отошедшие за линию горизонта основные части Кутузова в жутком молчании под барабанный бой двинулись навстречу смешавшемуся противнику.
Янычары и сипахи попытались бегством спасти жизни свои, но в этот момент посреди лагеря один за другим начали взрываться загодя установленные фугасы, а на берег с кораблей эскадры Ушакова устремились полки морской гвардии, отрезая пути к отступлению потерявшим голову османам. Всадники Бахт-Гирея довершили разгром, беспощадно и хладнокровно торопясь свести кровавые счеты с бывшими господами за сотни лет вассальной покорности.
Когда петухи, радуясь наступившей тишине, начали свой ранний концерт у багрово-алых стен Айя-Софии, на залитых кровью выжженных склонах близ «сладких вод» Европы все было кончено. Армия султана перестала существовать, и души брошенных в мясорубку янычар наверняка остались бродить по тернистым зарослям, пугая отдыхающую публику будущего стонами и бряцанием призрачного оружия.
Через три дня мы были свидетелями того, как пушки, еще недавно турецкие, обращенные в сторону Мраморного моря, отгоняли от берега пришедшую на помощь Стамбулу эскадру адмирала Нельсона. Сражение у древних стен было жестоким и кровопролитным, но, по сути, изменить уже ничего не могло. Несолоно хлебавши, вернее, щедро нахлебавшись соленой морской воды, британский флот был вынужден отойти, чтобы в узких проходах Босфора и Дарданелл не угодить в западню между эскадрами Ушакова, Сенявина и Перри.
Вскоре после этого седой как лунь Селим III, окруженный представителями союзников, подписывал документ, отторгавший от раскинувшейся еще совсем недавно от Тигра до Гибралтара империи османов земли Аравии, Египта, Иордании, Ливана, Месопотамии, Эмиратов, Палестины, Сирии, Судана, Триполитании, Македонии, Сербии, Черногории, Болгарии, Румынии и Греции. Казалось, собственный приговор султан, обреченный на проклятие современников и потомков, подписал бы с куда большей охотой. Но даже захоти он сейчас противостоять союзникам, ему нечем и не с кем было это сделать.
Конечно, формальное сокрушение колосса не было окончательной победой. Еще вовсю сражался против французов Мухаммад Али, спешивший под шумок установить свое владычество на всех землях Ближнего Востока. Аравийские правители, еще недостаточно хлебнувшие крови и потому не знавшие удержу, стремились обагрить шамширы во славу Пророка. Да и Британия, чересчур поздно открыто вступившая в эту войну, была готова драться с истинно английским упорством.