Сеятель бурь - Страница 121

121

– Любая награда величайшего из великих неоценима и щедра! – гаркнул Лис так, что телохранители визиря невольно вытянулись по стойке «смирно». – Аллах свидетель, я готов драться за него, как лев! То есть спать по шестнадцать часов в сутки, жрать, как не в себя, и посылать за хавчиком кого-нибудь другого. Кстати об охоте! Вы там с этим Беном шо-нибудь накопали?

– Агент Палиоли не слишком обрадовался нашему вызову, но сказал, что поможет, — сообщил я. – Сейчас он пошел разведывать обстановку…

– И обещал вернуться, шо тот Карлсон, – не дал мне договорить Сергей. – Ладно, я так понял, вы пока сидите, ждете возвращения Будулая, и это правильно. Надеюсь, мне сейчас в честь дня победы какую-никакую жилплощадь выделят, и я тут же мотнусь за вами. Заметано?

– Заметано, – согласился я.

– Тока ж – жди меня, и я вернусь.

Ждать пришлось долго, мы уже стали опасаться, не случилось ли чего. Я вновь активизировал связь, когда в замке повернулся ключ, и в дверях показался долгожданный Эфраим бен Закрия.

– Почтеннейшие господа, – тихо произнес он, закрывая двери. – Сейчас вам снова предстоит стать дамами, и, ради Бога, постарайтесь выглядеть не так, будто вы целую ночь гребли в шторм на галере. Вас ожидает валиде-султан .

ГЛАВА 27

Заходящее солнце закатывалось в ее постели.
Робер де Монтескью

По ювелирной лавке Эфраима бен Закрии прокатился сдавленный негромкий смешок. Лихие гусарские усы Дениса Давыдова и молодого князя Багратиона вздыбились, демонстрируя неподдельный интерес к будущему визиту.

– Ой, я умоляю вас, тихо! Без ваших глупых шуточек! – видя реакцию моих спутников, взмолился торговец драгоценностями. – Не искушайте свою удачу – эта девица с легкостью отворачивается от всякого, на ком только что останавливала взор, уж поверьте мне, я знаю, что говорю.

– Все будет хорошо, эффенди, – заверил я, делая знак гусарам взять себя в руки.

– Хотел бы я знать, во что мне обойдется ваша уверенность, – вздохнул агент ломбардского банка. – Ладно, идем. И заклинаю, чем скромнее будете вы, тем живее останемся мы все.

Стража у Врат Наслаждений внимательным недоверчивым взглядом осмотрела странную процессию, направлявшуюся в старый дворец сераля , где, окруженная почетом и роскошью, обитала валиде-султан, мать возможного престолонаследника Османской Порты.

– Славнейшая и возвышенная Накшидиль, да продлит Аллах дни ее и усладит ночи, пожелала видеть возлюбленных жен посланца Ибрахим-Паши, храбрейшего Ахмада Акбара ибн Батика. Кроме того, валиде-султан желает явить им свою воспетую поэтами щедрость. – С этими словами ювелир распахнул переметную суму, которую нес на плече, демонстрируя стражникам груду золота и драгоценностей, слепящую глаза подобно сокровищам Али-Бабы.

Начальник караула, не глядя, должно быть, по устоявшейся традиции, запустил в бесценную россыпь лопатообразную пятерню и, выхватив из нее все, что уместилось в кулаке, молча кивнул на открытую калитку в огромных воротах. Закутанные в покрывало «жены» гуськом проследовали за провожатым, скромно потупив взор, и лишь известный насмешник князь Багратион не удержался от кокетливого жеста своими тонкими белыми пальцами, вполне соперничающими по красоте с руками иной прелестницы.

Мы пересекли широкий двор, полный забавляющихся странной игрой евнухов. Одетые в разноцветные картонные головные уборы с множеством колокольчиков, эти стражи прокисшего целомудрия с визгом носились друг за другом, пытаясь сбить колпак с бегущего впереди и не дать собственной шляпе упасть наземь. Суетливая куча мала, в которую все больше и больше превращалась эта игра, дала нам возможность пройти, не привлекая внимания, до самого дворца.

Здание, где ожидала нас валиде-султан, было, несомненно, роскошным, однако хранившим ощутимые черты запустения. Позолота, обильно украшавшая тонкую резьбу, покрывавшую стены и колонны, сильно облуплена, мебель, расставленная в анфиладе дворцовых покоев, казалась случайной, точно ее приносили сюда откуда только могли и расставляли без какого бы то ни было порядка. Скучающий сквозняк одиноко гулял среди множества пустых комнат, пытаясь играть тканью занавесей и тончайшими шелками покровов. Однако даже ему здесь жилось тоскливо.

– Перед валиде-султан следует преклонить колени, – предупредил нас любезный Эфраим. – Я отвлеку евнухов; которые охраняют покои государыни, и у вас будет минут десять, чтобы переговорить с ней с глазу на глаз. – Он толкнул очередную дверь, и мы оказались в зале, который среди всеобщего запустения являлся замечательным оазисом порядка и утонченного европейского вкуса.

– Добро пожаловать, господа, – отбрасывая тонкую кисею чадры, проговорила славнейшая и возвышенная Накшидиль на прекрасном французском языке с едва заметным акцентом, но не турецким, а тем, с которым говорят выходцы из дальних французских колоний.

Любимые «жены» узбаши ибн Батика, отвесив челюсти, глядели на стареющую красавицу. В том же, что мать престолонаследника, несмотря на возраст, очень хороша собой, мог убедиться всякий, имеющий глаза. Лицо ее, тонко очерченное, с пухлыми, чуть капризными губами, освещалось прямым и ясным взглядом ярких черных глаз. Золотистые же волосы, убранные в замысловатую прическу, будучи распущенными, должны были ниспадать изрядно ниже середины ее спины. Что и говорить, женщина, восседавшая перед нами на резном золоченом кресле, была несказанно хороша, но… она не была ни турчанкой, ни грузинкой, ни черкешенкой, ни…

121