Сеятель бурь - Страница 97

– Бедный граф. – Очаровательная хозяйка салона легко коснулась пальчиками моей щеки, точно пытаясь успокоить плачущего ребенка. – То, что вы рассказали, – весьма дивно, но одна вещь меня настораживает помимо воли. Та женщина с листьями, превращенными в цветы. Ведомо ли вам, что она и вправду существует, и более того, ныне проживает в Санкт-Петербурге?

– Да, – кивнул я. – По иронии судьбы мы едва не сбили с ног эту странную женщину в день прибытия в столицу. Именно она предсказала, что мы окажемся под Брусьевым Костылем.

– Все так и есть, – промолвила Екатерина Павловна, неожиданно порывисто хватая меня за руку. – Надеюсь, вы не брали цветов из ее рук?

– Нет.

– Слава Господу! Впрочем, можно ли здесь быть в чем-то уверенным?

– Да что такое? – Я переполошился не на шутку. – Можете ли вы рассказать мне?

– Это ужасная колдунья! Да-да! Поверьте, я знаю, о чем говорю. Этой женщине дана невиданная власть над всякими растениями. В народе ее именуют Траурной Букетницей.

– Странное название, – усмехнулся я.

– Но вполне уместное, – не давая мне развить мысль, вымолвила графиня. – Ее помнят еще со времен императрицы Екатерины, но никто не ведает, откуда она взялась и где живет. Уже тогда, в прежние времена, она погубила множество людей. Причем, как бы ни искала ее полиция, сыскать не удается.

Тем же, кто желает умертвить ближнего своего, она сама является будто из-под земли. Сказывают, деньги колдунья берет немалые, однако стоит будущей жертве получить в подарок собранные ею цветы, как она безвозвратно обречена на безумие и скорую гибель. Говорят, достаточно несчастному прикоснуться к букету, замечательно красивому и свежему, лепестки вмиг начинают обугливаться, точно объятые пламенем, и то ли от вида их, столь ужасающего, то ли от ядовитого аромата человек ближайшими днями покидает этот мир. Иные – от изъязвленных легких, иные – в буйном помешательстве. Вот что за ведьма стала у вас на пути, бедный, бедный мой граф. – Она тяжело вздохнула, чуть прикрыв глаза, и я почувствовал, что если немедленно не поцелую огорченную красавицу, то буду укорять себя до конца дней. Моя дерзкая попытка отнюдь не вызвала возражений…

В Брусьев Костыль я возвращался около полудня.

Стоит ли удивляться, что с этого дня я был частым гостем в особняке на Большой Миллионной. Это возбуждало немало разговоров в свете. Но подобные сплетни мне были скорее на пользу, чем во вред, поскольку завистливые взгляды, которые я зачастую ловил как на Павловских вахт-парадах, так и на разнообразных приемах, предназначались лишь удачливому баловню судьбы, а это давало серьезные возможности для конспиративной работы.

Когда б не Протвиц, который едва ли не ежевечерне допытывался, что нового было сделано для достижения великой миссии братства иллюминатов, положение дел можно было считать практически идеальным. Но таксоид был неизбежен, как ветер, постоянно дувший с Невы. Доставляемые им сведения были обширными, но безнадежно сырыми. Вокруг Бонапарта крутилось множество офицеров и генералов, но он был командующим армией, готовящейся выступить в поход, так что по-другому и быть не могло. Наполеон общался с сенаторами, вельможами, царедворцами, но он числился признанным фаворитом императора Павла, и в его многочисленных встречах не было ничего странного.

– Когда же? – твердил ретивый делопроизводитель, каждый раз являясь с очередной порцей добычи в зубах.

– Не сейчас! – кратко огрызался я. – Возможно, когда приедет маршал Понятовский.

Новость о том, что в Санкт-Петербург направляется один из виднейших полководцев базилевса, пришла по дипломатическим каналам вскоре после нашего прибытия в российскую столицу. Исходя из пунктов Дополнительного соглашения Венского договора о мире, племянник Августа Станислава Понятовского, злополучного последнего короля Речи Посполитой, Юзеф, или же, на французский манер, Жозеф, направлялся в Россию, дабы сформировать корпус из польских, литовских, белорусских и украинских добровольцев.

Во всех этих землях было немало храбрецов, не слишком жаловавших российского императора, однако готовых примкнуть к армии Наполеона в войне против турок. По стечению обстоятельств российский командующий был не только будущим вождем, но и родственником наследника польской короны – тот был женат на сестре Бонапарта Полине. И хотя это был ее третий брак, подобное родство не могло быть оставлено без внимания столичным бомондом, охочим до перемывания костей жертвам амурных стрел.

Как шептались в гостиных, увидев на одном из балов Полину, на тот момент княгиню Боргезе, Жозеф настолько пленился красотой горделивой корсиканки, что позабыл думать обо всем, включая стенающее под гнетом России, Пруссии и Австрии королевство. Такой нескрываемый интерес весьма огорчил командира эскадрона конных гренадер старой гвардии базилевса Камилло Филиппо Людовико де Боргезе, князя Россано и Сульмона, который в то время был мужем любвеобильной красавицы.

Между взволнованными аристократами состоялась краткая, но содержательная беседа на повышенных тонах, после чего, как водится у людей чести, зазвенели клинки, а спустя три минуты госпожа де Боргезе уже была вдовой. Ни одна крепость не сдавалась ее брату с той скоростью, с какой Полина открыла свои объятия страстному поляку.

Результаты схватки не вызвали бурной радости у базилевса, расположенного к потомку старинной итальянской фамилии. Но пребывание среди его свиты престолонаследника Речи Посполитой было ему выгодно, и он закрыл глаза на проделки князя Понятовского, поспешив, однако, удалить его от парижского двора.