Сеятель бурь - Страница 83

– Разве он не из Ганновера?

– По-моему, из Брауншвейга. Во всяком случае, Конрад – офицер полка брауншвейгских кирасир.

– Странно. – Наполеон откусил конфету. – У меня отличная память, и мне казалось, что он родом из Ганновера. Хотя нет, барон прибыл к российскому двору в качестве пажа герцога Антона Ульриха Брауншвейг-Вольфенбюттельского, мужа императрицы Анны Леопольдовны. Почему же мне запомнился Ганновер? Странно… – вновь повторил он. – Но суть не в этом. Уже будучи офицером… Карл Фридрих, как и племянник его, был кирасиром – с его ростом и силой это было немудрено. Так вот, уже командуя эскадроном, статный красавец барон был назначен встречать и сопровождать юную принцессу Фике, будущую императрицу Екатерину II, от границ страны до Санкт-Петербурга с остановками для торжественных встреч.

Это две недели ходу, а следовательно, весьма близкого общения. Как я уже имел честь сказать, Карл был весьма хорош собой – широкоплеч, строен и большой мастак рассказывать забавные истории, причем на языке, понятном растерянной Ангальт-Цербстской принцессе. Он же служил ей переводчиком, ибо по-русски будущая матушка-государыня не могла тогда связать и двух слов.

Признаюсь, барон намекал, что между ним и Екатериной возникли некие амурные флюиды. Я бы мог в это поверить, когда б встреча произошла десятью годами позже, но в тот час нареченная русского престолонаследника была еще весьма скромна, рядом с ней находилась мать, да и количество лишних глаз не способствовало любовным страстям.

Но все же Екатерина запомнила барона. Когда б не его уход со службы, возможно, он мог дослужиться до тяжелых эполет. Однако и в частной жизни императрица его много жаловала: дважды распоряжалась погасить его немалые долги и частенько приглашала Мюнхгаузена в Царское Село, желая послушать новых баек. Он навсегда остался ее храбрым рыцарем и верным паладином.

– Но все же от царских щедрот решил вернуться в родной Брауншвейг! – напомнил я как бы невзначай.

– Да, – Наполеон сокрушенно кивнул, – в городок с забавным названием Боденвердер, где находилось имение его отца. Он говорил, что на то есть веские причины, хотя, видит Бог, мне было очень жаль расставаться с этим необычайным человеком. Большую часть жизни я провел в войнах, но поверьте, мне редко доводилось видеть людей столь же храбрых и ловких, как барон Мюнхгаузен.

– В таком случае Конрад – воплощенная память о вашем старом друге! – подбодрил я собеседника.

– Верно, – грустно вздохнул Бонапарт. – Увы, судя по тому, что он рассказывает, конец героя был печален.

Воспоминания о временах давно ушедших прервались неожиданным образом. Я бы, может, написал «самым неожиданным», однако сегодня с этой бестрепетной манерой вклиниваться в чужую беседу мне уже приходилось сталкиваться.

– Кукареку! – хлопая крыльями, заорал восседающий на резном насесте золотой петух. – Кукареку! Кукареку!

– Это еще что? – опрокидывая от неожиданности чашку, вскочил генерал-адъютант.

– Не обращайте внимания, – неуверенно попытался объяснить я, – он всех гостей так приветствует. Вероятно, одна из механических диковин старого чудака Брюса.

– Ах да, – немного успокаиваясь, подтвердил Бонапарт. – Когда я поднимался сюда, на лестнице действительно слышался подобный крик.

– …Да ты не волнуйся, это у тебя не глюки от переутомления разыгрались, это наша противоугонка заливается. Неотработанный образец. Знакомься, Петух Гамбургский, индийская модель. – Вошедший в библиотеку Лис указующим жестом выкинул руку вперед и только тут заметил наши удивленные физиономии. – Кхм! Прошу прощения, господа графы, я не вас имел в виду!

Однако извинения Сергея были пропущены мимо ушей. За ним, опираясь на темную лаковую трость, стоял Конрад фон Мюнхгаузен собственной персоной.

– О, как говорят в России, легок на помине! – воскликнул я. – Проходите, проходите, садитесь.

Улыбка на лице Бонапарта свидетельствовала, что он также рад видеть боевого товарища.

– Угощайтесь скорее, устали, поди, с дороги.

– Не откажусь. – Барон, прихрамывая, двинулся к столу.

– А мы только сейчас вспоминали дядюшку вашей милости, – заговорил Наполеон, в то время как расторопный Тишка ставил на стол новые приборы.

– Вот как? – Племянник славного барона милостиво кивнул, принимая из рук Тихона чашку с дымящимся чаем. – Занятно. Что же привлекло ваше внимание к его особе?

– Ну, полноте, полноте, – заговорил Бонапарт, успокаивая нашего приятеля, не в меру ревнивого к славе родственника. – Я рассказывал, что Карл Фридрих был дружен с императрицей Екатериной и, можно сказать, являлся ее доверенным лицом.

– Шо, правда? – Лис отхлебнул горячего напитка. – И шо, только лицом или… – начал он и осекся, наткнувшись на гневный взгляд Конрада. – Ну, я в смысле… Я об этом ничего не знаю. Про шубу взбесившуюся слышал, про коня на колокольне, а вот… – Сергей умолк, понимая, что чем дальше, тем больше его объяснения растравляют незаживающую рану в душе приятеля.

– Мой дядя, – едва сдерживая гнев, проговорил барон, – возможно, действительно любил приукрасить кое-какие события, с ним происходившие, но это лишь частные события. Что же касается дел государственных, военных или же тех, в которых затрагивается честь дамы, невозможно было отыскать человека более скромного и надежного, чем он.

– Об этом я и говорю, – подтвердил Наполеон, стараясь тоном и улыбкой несколько успокоить гостя. – Однако я засиделся, пора и честь знать. Император, поди, уж заждался. Кстати, господин атташе, в начале марта армия выдвигается в Крым, дабы, согласно договору, идти войной против турок. Я бы с радостью приветствовал вас и ваших друзей в ставке, которую, как я уже имел честь вам сообщить, назначен возглавить.