Сеятель бурь - Страница 55

– А вы-то сами что здесь делаете? – несколько охлаждая клокотавшее в укрытой железом груди возмущение, огрызнулся кавалерист.

– Я не обязан вам отчитываться! – гневно рявкнул я. – И уж подавно не обязан выслушивать дерзости от младшего офицера!

– Это вызов? – расплываясь в недоброй улыбке, холодно отчеканил кирасир. – Что ж, мое имя – Гастон Бувеналь, лейтенант второго эскадрона четырнадцатого кирасирского полка. Если нам суждено пережить сегодняшний день, я радостно встречусь с вами без лишних свидетелей, мсье…

– Майор Луи Дюфорж, командир батальона седьмого линейного полка, – четко отрапортовал я. – К вашим услугам.

– Командир, – не спуская пристального взгляда с наездников, проговорил Лис, – вроде бы базилевс запретил дуэли в действующей армии.

– Ничего! – успокоил я соратника. – Полагаю, вскоре после нынешней победы снова будет заключен мир.

Новое ядро рухнуло на лед, образуя в нем широкую прорубь и взметая фонтан холодной воды. Раздосадованные кирасиры поворотили коней, наперебой желая нам с лейтенантом скорейшей встречи. Должно быть, в своем кругу тот слыл отчаянным рубакой.

Бой продолжался, и лишь всевидящим Норнам, плетущим нити человеческих судеб, было ведомо, кому из храбрецов, сошедшихся грудь в грудь посреди узкой долины вблизи Моравских гор, суждено пережить клонящийся к перелому день.

Утренний туман развеялся, и небо, затянутое тучами, просветлело так, словно Господь Вседержитель наблюдал из заоблачных высей, на какие безумства способны его возлюбленные чада ради великих идей, не стоящих чернил, затраченных на их подробное описание.

Проследив за удалением незадачливых охотников, мы с Лисом вернулись к прерванному занятию: оттаскиванию убитого коня.

– Вы что же, действительно русские? – морщась от боли, поинтересовался раненый офицер.

– Не совсем. Я австрийский офицер, – признался я, наконец освобождая застрявшую в стремени ногу гусара и взваливая его себе на плечи. – Сергей, не забудь штандарт, – скомандовал я.

– Вот уж мог бы и не говорить, – оскорбился Лис, поднимая лежащее на земле древко.

– Позвольте мне представиться, господа, – склонил голову спасенный офицер, когда мы вновь очутились под изрешеченным кровом рыбацкой лачуги. – Полковник, князь Святополк-Четвертинский, Борис Антонович, командир эскадрона лейб-гвардии гусарского ее императорского величества полка.

– Граф Вальтер Турн фон Цеверш, – назвался я, – полковник богемских стрелков.

– Барон Конрад Вильгельм фон Мюнхгаузен, – последовал моему примеру наш боевой товарищ, – ротмистр брауншвейгских кирасир.

– А я, а у меня… – Лицо Сергея приняло несколько озадаченное выражение. – Да шо там! Зовите меня просто – Лис. Если мало, так и быть, добавляйте «Величайший».

Эта неожиданная шутка вызвала в гнетущей атмосфере боли и доведенных до предела человеческих сил взрыв гомерического хохота, скорее нервного, чем веселого, однако скопившееся за сутки напряжение требовало разрядки. Мы сгибались пополам от смеха, не имея сил его унять и не обращая внимания на то, с каким неподдельным удивлением глядят на нас сквозь выбитые окна люди в красных, расшитых золотым шнуром ментиках, точь-в-точь как у спасенного князя.

– Господин полковник, ваше сиятельство, – несколько сконфуженно произнесло одно из виднеющихся в окнах лиц, – у вас все в порядке?

– Все, все, – утирая рукой выступившие слезы, выдохнул князь Четвертинский.

– А-а-а, это… – Рука стоявшего по ту сторону стены лейб-гусара, показавшись в окне, вопросительным жестом указала на мнимых французов.

– Свои, – продолжая хохотать, выдавил спасенный.

– Вот нежданная удача. – Обескураженное лицо россиянина осветилось радостной улыбкой. – С вашего позволения, штаб-ротмистр, князь Багратион, Роман Иванович.

– О-ха-ха, – заливался жизнерадостным смехом Лис, – еще один князь!

* * *

Без лишних приключений удалось отряду, посланному отвоевывать полковой штандарт, добраться к расположению союзных войск на господствующих высотах. Положение дел на протянувшемся по равнине театре военных действий складывалось не в нашу пользу, но теснимые французами боевые порядки союзных войск еще держались, пятясь и заливая кровью каждую отданную пядь земли. В «ложе» театра было явно не до нас. Какие-то люди в русской и австрийской формах, в мохнатых генеральских эполетах, ожесточенно спорили между собой, вычерчивали что-то на разложенных поверх барабанов картах, выслушивали донесения вестовых, рассылали замерших в ожидании приказа адъютантов и снова спорили. Битва не складывалась.

Сейчас, когда я мог с высоты оглядеть картину боя целиком, суть ночного маневра французов казалась мне ясной. Продемонстрировав с вечера слабый и растянутый левый фланг своей позиции, базилевс и его полководцы резонно сочли, что именно сюда последовательные ученики Фридриха Великого нанесут главный удар. Цель действительно казалась легкодостижимой. В случае удачи зажатая в тиски французская армия попадала в крайне тяжелое положение. Единственное, чего не учитывал «гениальный» план операции, что враг перед лицом опасности неминуемого разгрома не станет оставаться на месте.

Ночью крупная группировка, располагавшаяся позади корпуса Дезе, под грохот пушек и бой барабанов скрытно была переброшена туда, где ожидался главный удар, и в момент атаки русско-австрийских войск эта «домашняя заготовка» смешала штабные планы наших стратегов, как ловкий шулер – колоду игральных карт.

Правый фланг армии французов, на который раз за разом безуспешно накатывались австрийские и русские полки, возглавлял маршал Даву. Я и отсюда видел флаг с его гербом. Железный, несгибаемый Даву, прозванный Севером в тайной переписке с бывшим однокашником, был лучшей кандидатурой там, где надлежало стоять до последнего. Я готов был спорить, что без приказа этот суровый гордец не отступит ни на шаг, даже если ему придется отбиваться от наседающих солдат противника маршальским жезлом.