– Вы назвали меня трусом!!!
– Честно говоря, сейчас мы планируем уходить. Если небеса будут к нам благосклонны, завтрашнее утро я надеюсь встретить в лагере русских.
Как и большинство людей горячих, но по натуре беззлобных, французские офицеры, запертые на гауптвахте, отличались драчливостью, при этом совершенно не умея драться. Для того чтобы не опошлять высокое искусство приведения друг друга в полную негодность беспорядочным маханием рук и вульгарными пинками, необходимо иметь холодную голову и трезвый расчет. Или же мрачную, ледяную ярость, свойственную флегматичным скандинавам. Не обладая указанными свойствами, артиллерист и пехотинец попросту осыпали друг друга размашистыми оплеухами, то и дело стараясь схватить противника за лацкан мундира и лягнуть ногой. Честно говоря, у меня эти записные драчуны вызывали скорее усмешку и сострадание, чем злобу, а потому я тихо скомандовал Лису.
– Начинаем! Только без фанатизма! – строго предупредил я. – Пусть себе живут!
– Лады. – Лис подскочил к артиллеристу. – Мсье, же не манж па сис жюр!
Обеспокоенный столь бедственным положением моего друга и невесть откуда взявшейся французской речью лейтенант на долю секунды повернул голову в сторону Лиса, подставляя тем самым челюсть под его хлесткий правый крюк. Еще мгновение, и тело пушкаря устремилось в объятия его закадычного недруга, сбивая того с ног. Спустя еще несколько секунд дебоширы были успокоены всерьез и надолго. Сложив оглушенных офицеров так, чтобы казалось, будто они пытались удавить друг друга, и немало в том преуспев, мы перешли к следующей части плана освобождения. Привычный грохот кулаков моего секретаря в запертые двери не столько переполошил охрану, сколько заставил ее вновь со вздохом отложить карты и вернуться к выполнению прямых обязанностей.
– Барон, – прошептал я, слушая, как поворачивается в замке ключ, – мы с Сергеем берем на себя фузелеров, а вы, будьте любезны, обезоружьте капрала.
– Идет, – кивнул с улыбкой Конрад, расправляя широкие плечи.
– Погубили, ироды! – со слезой в голосе орал Лис. – Друг друга как есть погубили!
– А ну прекратить! – Ворвавшиеся фузелеры замерли на месте, увидев перед собой распластанные тела.
– Я же говорил. – Указательный палец Сергея ткнул в сторону офицеров, затем рука его, согнувшись, молнией устремилась назад, аккурат в нос остолбеневшему часовому.
Тот выронил ружье и, хватаясь за разбитую переносицу, рухнул на колени. Судьба моей жертвы была не менее плачевна, но о методах изничтожения охраны я намерен рассказать много позже, когда на старости лет возьмусь писать практическое наставление по рукопашному бою для королевской морской пехоты.
Выскочивший из камеры в поисках начальника караула барон отсутствовал минуты три, и я, зная, что в такой ситуации может означать задержка, уже начал волноваться, не случилось ли с ним какой-нибудь беды. Но на исходе пятой минуты он вернулся, несколько обескураженный результатами своих наблюдений.
– Господа, наружная дверь заперта, должно быть – засовом. Капрала нет.
– А окна? – поинтересовался я.
– Кроме этой комнаты, в доме еще четыре. В каждой арестованные офицеры, и насколько я мог видеть, все окна забиты досками.
– Проклятие! – досадливо процедил я, расстегивая мундирные пуговицы на груди поверженного фузелера.
– Может, дверь выбьем? – предложил Лис.
– На грохот сбежится весь лагерь, – резонно заметил я.
– Да ну, кому здесь бежать? Раненые, обозники да полковые шлюхи.
– А тех, кто сейчас в гостях у шлюх, ты в расчет не берешь?
– Ага, как же, станут они без панталон по морозу сюда ломиться! – скептически хмыкнул Лис. – Это ж тогда будет их последний визит!
– При помощи штыков можно оторвать доски на окнах. Это будет тише, – вклинился Конрад.
– Неплохая мысль, – кивнул я.
– Ладно, переодеваемся, – вытряхивая ближайшего поверженного француза из мундира, скорбно проговорил Сергей. – Кого только набирают в этот семидесятый линейный полк? Тут самый высокий пациент на полголовы ниже меня. – Мой друг с укором покачал головой. – Недомерки какие-то! Ну и шо теперь, ходить как клоуну?
– Ладно, не суетись, – успокоил его я, – все равно в штиблетах не видно.
– Кому не видно, а кому ноги мерзнут, – резонно заметил Лис. – Поверь мне, пока до своих до шкандыбаем, синий цвет мундиров будет очень гармонировать с нашими физиономиями.
В словах Лиса была немалая доля истины, но выбора не было. Переодевание не заняло много времени.
Когда гвозди, которыми были приколочены набухшие от сырости доски, начали медленно поддаваться, и просвет между ними и подоконником стал достаточным, чтобы просунуть ружейные приклады, со стороны двери послышался шум отпираемого засова.
– Тушите свечи, – скомандовал я, занимая место у прохода.
Засов с лязгом вышел из петель, и в образовавшуюся щель показалось затянутое пеленой низких туч небо, в котором, точно смутные воспоминания о полнолунных майских ночах, желтело грязное ночное светило.
– Что здесь за темень? – раздался с крыльца недовольный голос капрала. – Эй, Анри, Антуан, где вы?
– Темень – оттого что ночь, – деланно зевая, проговорил Лис, старательно копируя лангедокский акцент одного из солдат. – А ночью положено спать.
– Что-о-о?! – Возмущенный младший командир, забыв об осторожности, шагнул прямо мне в руки.
– Господин аджюдан! – попытался было завопить он, но абсолютно безрезультатно. Два штыка уперлись в грудь следовавшего за начальником гауптвахты офицера, призывая того не издавать лишних звуков.