Сеятель бурь - Страница 26

Брулики и подарки она с милой улыбкой принимает, во всем же остальном – «я не такая, я жду трамвая». При этом долги ее светлости растут со скоростью необычайной, так что изнемогающий от страсти барон решает нанести ответный удар. Он скупает векселя и предлагает: либо в койку ко мне, либо на нары в долговую тюрьму. В этот роковой час ты застигаешь его у ног прелестницы, и вы с нейуноситесь в ритме вальса, оставив бедного Густава в печальном неведении, каков же будет ответ.

– Ответ будет «нет», – гордо отчеканил я. – Завтра же мы выкупим векселя у этого баронишки.

– Капитан, не суетись, там долгов на семьдесят тысяч с гаком. Ты шо, полагаешь, командование одобрит такой скромный букет для первого свидания?

– Принцы, князья и графы Турн – одно из богатейших семейств Европы, и я не вижу, почему бы одному из его представителей не потратить с пользой для дела какие-то ничтожные семьдесят-восемьдесят тысяч.

– Ну, ты главный, тебе видней, — настороженно отозвался не склонный к расточительности Сергей. – Но ты еще мозгами покопти, может, более дешевый вариант охмурежа найдется?

– Здесь и думать нечего. Случай прекрасный, и упускать его не стоит.

– Ты – начальник, я – дурак, – обреченно вздохнул Лис. – О, ты гляди, такса ушла, и сразу карта попёрла. Господа, не хотелось бы вас огорчать, но у меня флеш-роял!

Бал догорал, и в предрассветных сумерках утомленные забавами гости разъезжались, нахваливая прием, замечательную кухню, прекрасный фейерверк и, конечно же, танцы, блестяще устроенные великим мастером котильона мсье де Мобленом. Сам распорядитель танцев с неизъяснимой изысканностью склонялся в прощальном безукоризненно аристократичном поклоне, секрет которого ему, должно быть, передали еще в детстве, а потому, сколько ни пытайся, повторить это незамысловатое движение с той же элегантностью и грацией все равно не удалось бы.

– Мсье, – выпроводив последнего гостя, танцмейстер приблизился ко мне, – надеюсь, вы остались довольны?

– О да, маркиз, ваше искусство выше любых похвал.

– Вы позволите задать вам один вопрос?

– Конечно, все что угодно.

– Нынче в зале я видел одну даму. Она была в трауре и, кажется, наговорила вам неприятных вещей.

– Признаюсь, да, – выдохнул я. – Вам она знакома? Впрочем, чему удивляться, вы же земляки. Ее муж был лейтенантом полка швейцарских гвардейцев. Скорее всего вы действительно могли видеть мадам де Сен-Венан в Версале.

– Мне и правда довелось знавать младшего лейтенанта фузелёрной роты четвертого батальона Огюста Луи де Форестье де Сен-Венана. Но в те времена он еще не был женат, хотя, помнится, слыл прекрасным кавалером и замечательным танцором. Но эту даму я видел спустя пять лет после смерти нашего несчастного короля и при совсем других обстоятельствах. – Де Моблен поднял руку, точно утирая слезу, и продолжил с печалью в голосе: – Впрочем, к чему я занимаю ваше драгоценное время своими пустыми воспоминаниями? Если вы больше ничего не желаете, я рад засвидетельствовать свое глубочайшее почтение…

– О, нет-нет, к чему торопиться? Я не спешу и с удовольствием вас послушаю. Не желаете ли выпить по бокалу вина за наше знакомство?

– Отчего ж, – маркиз неожиданно улыбнулся с тем неистребимым галльским задором, который позволяет сохранять юность даже весьма почтенным жителям Парижа, – с радостью!

* * *

– …Таким образом, мне чудом удалось избежать гильотины, хотя вся вина моя состояла лишь в том, что в XIII веке доблестный рыцарь Шарль де Ветрам храбро сражался под знаменами Людовика Святого против сарацин и добровольно остался при короле в часы его плена. Теперь же за преданность и отвагу первого маркиза де Моблена пришлось расплачиваться мне, его потомку.

Но мир не без добрых людей, я нашел себе место учителя танцев в доме одного известного депутата конвента от департамента… впрочем, к чему такие детали? Я преподавал свое искусство дочерям этого бывшего адвоката и был бы счастлив, если бы каждый день не дрожал за свою жизнь. Быть может, вам, суровому воину, это покажется трусостью, но я не мог подобно многим юным кавалерам моего звания ходить по улицам Парижа, выбрив затылок, чтобы подчеркнуть собственную родовитость и презрение к гильотине.

Я боюсь смерти, вернее, не ее самой, ибо, как это ни грустно, но она – заведомый конец человеческого бытия. Я боюсь, что какие-то грязные, пропахшие чесноком и потом мужланы с гавкающим смехом потащат меня по мостовой, точно ватную куклу, и повесят на фонаре. Я видел, как вспарывают животы прекрасным женщинам эти ревнители свободы, равенства и братства. Я видел, как упала в плетеную корзину голова короля Людовика.

Горькая ирония судьбы! Его величество потратил немало, золота для того, чтобы помочь обрести свободу мятежникам по ту сторону океана. И все это лишь затем, чтобы проникшиеся их зловредными идеями его собственные подданные обезглавили своего короля посреди улюлюкающей толпы!

Я хотел жить, и мой депутат обещал в этом помочь. Надо отдать ему должное, он не обманул. Этот почтенный господин рекомендовал меня рисовальщиком – я, видите ли, недурно рисую – в штаб бригадного генерала Дезе, направлявшегося в Рейнскую армию. По секрету вам скажу, этот генерал сам происходит из хорошего дворянского рода, а потому снисходительно отнесся к моим страхам и желанию покинуть дорогую моему сердцу Францию. Во время боев мсье Дезе против эрцгерцога Карла мне удалось бежать… И вот я здесь.

– Да-а, – протянул я, – печальная и поучительная история. Но мы отклонились в сторону от рассказа о госпоже де Сен-Венан.